Александр тюменев - евреи в древности и в средние века. Эволюция метательных машин эпохи древности и средневековья Все про древность и средневековье

Ларс Леннурт

Древность и Средневековье. Тексты родового общества

Древность и средневековье (800–1530 гг.)

На Севере далеком жил когда-то

Великий род – и в мире, и в войне.

В нем не было рабов, господ суровых,

Но каждый был хозяин сам себе.

Свободный бонд владел мечом и плугом,

Жил в мире с Богом и людьми вокруг.

Себе защита, мог помочь другому,

И дети конунгов росли под этим кровом.

Так начинается стихотворение Эрика Густава Гейера «Отчий дом» (1811), это классическое изображение древнего скандинавского общества в шведской поэзии. Идеализированная картина великодушных ётов, – бондов и викингов, – долгое время определяла наши представления о собственной древней истории. Древность выступала перед нами в таинственном свете, словно утраченный золотой век, а ее малочисленные письменные источники – рунические надписи на камнях, саги, Эдда, – словно Священное писание.

Напротив, период, следующий за древностью, – средние века, – часто воспринимался в нашем национальном сознании как мрачная эпоха, когда исконная свобода шведов оказалась под угрозой со стороны властолюбивых католических священников, датских королей, немецких купцов и целой своры жестоких фогтов и наемников. Литературные памятники средневековья – легенды, жития святых, рифмованные хроники, рыцарская поэзия и пр. – которые писались в монастырях и княжеских канцеляриях, в общем и целом ценились не слишком высоко, особенно в сравнении с соответствующей литературой Европы. Большинство произведений объявлялось рабским подражанием чужеземным образцам, которое обычно диктовалось религиозными и политическими соображениями. Единственным светлым исключением в этой мрачной картине называли баллады, или народные песни, и некоторые другие тексты, – например, «Песнь о свободе» епископа Томаса, – видя в них выражение истинно шведского духа, народного и свободолюбивого, в противоположность иностранному давлению. С этой исторической точки зрения, только начиная с эпохи Густава Васы и реформации XVI века в стране возродилась собственно шведская культура, а также и шведская литературная традиция.

Подобное представление о древности и средневековье выступает в своей упрощенно-наивной форме в школьных учебниках, которые ныне отвергаются. Просвещенный и более нюансированный вариант того же представления все еще содержится в большом труде Шюка и Варбурга начала нашего века – «Иллюстрированной истории шведской литературы». И только позднее в нашем столетии национальные мифы об этих ранних периодах были всерьез пересмотрены как историками, так и литературоведами. Сегодня вряд ли отыщется хоть один шведский ученый, который возьмется утверждать, что древность была золотым веком, а средневековье – эпохой тьмы. Историки свели нашу героическую эпоху викингов к периоду, когда скандинавские хёвдинги копили богатства, торгуя рабами, шкурами и прочим товаром. А эпическое творчество, которое в старых изданиях именовалось «древнескандинавским» или «ётским», позднее стало восприниматься как исключительно исландское или, в некоторых случаях, норвежское, и к тому же часто испытывавшее на себе влияние христианского творчества средних веков. Это касается, к примеру, знаменитых исландских саг. Если же говорить о подлинно шведском творчестве древних времен, то, похоже, от него не осталось почти ничего, заслуживающего внимания. Вслед за Эсайасом Тегнером мы вынуждены признать, что в нашей истории имелись периоды, когда отечественным было лишь варварство.

Что же касается средних веков, то культура этой эпохи в последите годы подверглась переоценке, так что древность и реформация отошли на задний план. К примеру, удалось продемонстрировать, как классическая традиция, идущая от древнеримской литературы, продолжалась в церковном искусстве средних веков, а иногда порождала блестящие образцы, в том числе и в шведской культуре. Отдельные произведения, которые в средние века писались на латыни или на шведском, – например, «Откровения» святой Биргитты, Зрикова хроника, песнопения Бриньольва Альготссона, – относятся к лучшим в своем жанре в Европе, и ценность их нисколько не умаляется тем, что сам жанр как таковой – иностранного происхождения. Это же касается и баллад, которые чаще всего оказываются вовсе не «народными» и которые в большей степени зависели от влияния общеевропейских литературных течений, нежели могли предположить в XIX веке. И если мы сравним нашу средневековую литературу, отмеченную печатью католицизма, с той, что создавалась в первое столетие протестантизма, то заметим, что доктринерской и пропагандистской выглядит скорее последняя.

И все же можно задаться вопросом, не слишком ли далеко заходит в последние годы пренебрежение исследователей средневековья старым, национально-романтическим взглядом на историю? Не рискуют ли при этом совсем позабыть о народном, устном творчестве, которое, несмотря ни на что, все же существовало в Швеции – и во всей Скандинавии, – как в древности, так и в средние века. Не слишком ли усердно отвергают ётский идеал отчего дома, так что уже не способны понять поэзию рун, высеченных на камне, или признать, что исландские саги – наше общее скандинавское культурное наследство, даже если оно в большинстве своем создавалось в Исландии? И не ведет ли наше углубленное изучение средневековой католической культуры к переоценке некоторых скучных педантов от Литературы, только потому, что они стояли на вершине латинского образования своего времени? Вопросы подобного рода важны не только для литературного критика, но и для историка литературы, который стремится понять смысл периодизации в своем предмете. Что такое «древнее» и «средневековое»?

Граница между древностью и средневековьем обычно определяется введением христианства, означавшим не только смену веры, но и изменение всей общественной системы. В Швеции, как принято считать, основные перемены начались в XI веке, то есть почти на столетие позже, чем в Норвегии и Дании. Однако сам вопрос заключается в постепенном, затяжном процессе, который развивался на протяжении всего средневековья. В переходный период XI–XIV веков «древние» и «средневековые» культурные институты сосуществовали вместе, а литература в целом была окрашена обеими традициями. Это означает, что невозможно определить четкую границу между эпохами. Та литература, которая в дальнейшем будет считаться древней, имела своим истоком мир представлений и систему жанров дохристианского скандинавского общества. И большей частью она относилась к IX–XIV векам. Средневековая же литература, напротив, была порождена христианским, европейским обществом и его представлениями и относилась к 1200–1530 годам.

Дохристианское скандинавское общество лишь отчасти напоминало тот идеал, который нарисовал Гейер в «Отчем доме». Конечно же, основной его костяк составляли свободные крестьяне-бонды, но были также рабы и господа. Рабы, или трелли, выполняли тяжелую работу в усадьбе. Они не имели собственности и сами расценивались как собственность своих хозяев. К господам же относились хёвдинг, лагман (законоговоритель, судья), ярл (наместник) и король. В сравнении с простыми бондами они были крупными собственниками, а также имели больше власти на местных собраниях – тингах, где решались споры, тяжбы и политические конфликты. С другой стороны, социальное расслоение между бондами и знатью было значительно меньше, чем впоследствии в средние века. И те, и другие, в противоположность рабам, считались свободными людьми; их свобода и право собственности уважались, и они обладали правом голоса на тинге. В то время еще не было сильной королевской власти, а потому не было и государства как такового. Король осуществлял свою весьма ограниченную власть в том, что он объезжал свои земли вместе с дружиной, или хирдом. И в каждой земле, или провинции, были собственные законы и обычаи, с которыми короли были вынуждены считаться. Законы, как и религия (вера в асов) и поэтическое творчество, – принадлежали к устной традиции, с ее немногочисленными и своеобразными жанрами, лучше известными в Исландии, но в определенной мере и в Швеции тоже. Это песни Эдды, скальдическая поэзия, саги, загадки, поговорки и пр. Во всех этих жанрах мы встречаем особый язык и специфические представления, которые в целом могут трактоваться как древние, дохристианские, даже если они чаще всего смешаны с христианскими, средневековыми элементами.

- Я не намерен извиняться за своих, как ты выразился, «корешей», - спокойно ответил чародей. - Я их понимаю, потому что мне, как и им, пришлось крепко потрудиться, чтобы овладеть искусством чернокнижника. Ещё совсем мальчишкой, когда мои сверстники бегали по полям с луками, ловили рыбу или играли в чёт-нечёт, я корпел над манускриптами.
Анджей Сапковский «Ведьмак»

В мирах фэнтези мы встречаем жрецов, несравненная мудрость которых выражается в том, что перед боем они надевают доспехи. И магов, которым высокий интеллект подсказывает, что убегать от монстров проще будет налегке. И те, и другие наделены великими силами, но почему-то не занимают в обществе главенствующего положения. Тогда как их реальные прототипы, даже не умея читать заклинания, пользуются огромным влиянием. Наверное, потому, что работа их приносит куда больше пользы, чем принято считать.

Говорящие с духами

Если сила жреца не в покровительстве божеств, то в чём же? Главным образом - в знаниях и умении ими распорядиться. Образованность же - явление не столь тривиальное, как кажется. В старину обычный человек, как правило, не только ничему не учился, но и не понимал, как можно учиться и зачем это требуется. Ведь он и так всё знал и всё умел.

Если мужчина мог ездить верхом, пахать или охотиться с луком, то он приобретал эти навыки в детстве, играя и наблюдая за старшими. Обучение происходило без приложения осознанных усилий и воспринималось как неизбежное следствие взросления. Перечень умений был одинаков для всех и допускал вариации только по половому признаку. В частности, женщины на определённых этапах развития приобретали способность рожать детей, а мужчины - нет.

Единственными, на ком этот принцип давал видимый сбой, были шаманы. Расшибать врагам головы умел почти каждый мужчина. А вот стучать в бубен и симулировать припадок эпилепсии... Тут явно не обошлось без вмешательства духов.

Все «естественные» человеческие навыки шаман, разумеется, тоже имел. Ведь он не получал платы за «концерты» и заботиться о пропитании семьи должен был на общих основаниях. С духами шаман общался в свободное от работы время, но эта дополнительная нагрузка давала ему реальную и почти беспредельную власть.

Человек в первобытном обществе не пользовался полной свободой, как иногда полагают. Практически любое его действие подвергалось мелочной регламентации бесчисленными правилами и обычаями - иногда мудрыми, основанными на опыте поколений, иногда абсурдными. Знатоками этих «принципов существования» являлись старейшины. Они же следили за их неукоснительным соблюдением. Но поскольку сами табу якобы отражали волю духов, последнее слово оставалось за тем, кто лично мог переговорить с представителями «верхнего мира», - шаманом.

Жизнь племени плавно катилась по рельсам предвечных и нерушимых обычаев. И чтобы не укатилась совсем далеко, шаман придавал системе необходимую гибкость. Ведь изменить данные свыше порядки было возможно, лишь опираясь на авторитет высших сил.

Задачи шамана были довольно многообразны. Помимо битья в бубен, он занимался литературным творчеством, то есть сочинял древние мифы и предания. Приносил жертвы теням предков и духам природы, обеспечивая соплеменникам удачу на охоте. Лечил раненых после неудачной охоты. Объяснял, почему, несмотря на приложенные им усилия, охота оказалась неудачной, а лечение нисколько не помогло. Убегал. Лечился сам.

Мудрецы и варвары

Общество развивалось и расслаивалось, а жречество и военное дело постепенно превращались в профессии. Но общее отношение к знанию оставалось прежним. Некий набор навыков почитался «естественным», автоматически присущим каждому настоящему человеку. Соответственно, отклонения от нормы рассматривались либо как нечто противоестественное, либо как сверхъестественное.

Между первой и второй трактовками имелась разница. Варвары брутального типа, подобные дорийцам или германцам, - могучие, едва прикрытые не там, где надо, куцыми шкурами, уважающие только силу и храбрость, - предпочитали первый вариант. То есть за слово «трактовка» убивали сразу. Как и за прочие претенциозные выражения. Потому что противоестественное достойно лишь презрения и отвращения. В некоторых, хотя и редких случаях подобная точка зрения даже подталкивала варваров к уничтожению предметов, назначение и технология изготовления которых были им неизвестны. Всё непонятое по определению являлось волшебным, а значит - отвратительным.

Преданья старины глубокой

В прошлом (причём в относительно недавнем, ситуация начала меняться лишь в XVII веке) люди почитали возможным узнать нечто новое лишь из уст убелённых сединами старожилов, а ещё лучше - из ветхих манускриптов. Знанию приписывалось древнее, божественное происхождение. Некогда оно было в готовом виде дано мифическим первопредкам либо на великих философов снизошла мистическая интуиция. Но потом знание только утрачивалось. Информация накапливалась, технологии постепенно совершенствовались даже в самые «тёмные» и «каменные» века, но происходило это очень медленно и потому незаметно. Зато личный опыт каждого человека свидетельствовал о непрерывном упадке и регрессе. Если он был гончаром, то лепить горшки учился у своего отца. Причём у старика, пока тот был в силе, всегда получалось лучше. Сын же, оболтус, вообще больше думает о юбках, чем о горшках... Уверенность в принципиальной невозможности получения новых знаний была так крепка, что даже сами изобретатели долго полагали свои достижения лишь «переоткрытием» древних секретов.

Естественно, в такой компании шаманам приходилось тяжко. Вожди быстро прибирали власть к рукам, сводя роль интеллигенции к минимуму. Жрецов часто не имелось вообще. Простые ритуалы, призванные задобрить духов, совершали старейшины. У колдунов «изымалась» даже придающая им опасный общественный вес функция лечения. Фактически они превращались лишь в хранителей преданий. Певцов - скальдов.

Тем не менее и скальды оставались посредниками между людьми и богами. Ведь боги существовали только в их песнях. Впрочем, и сами небожители в глазах суровых варваров были не повелителями, а лишь образцами для подражания.

Правила скальдической поэзии не только предполагали широчайшее применение метафор, но и позволяли для сохранения размера и рифмы произвольно переставлять слова в предложении. Всё это превращало стихотворение в загадочный ребус. Выслушав вису, викинг впадал в ступор, не в силах понять, восславил его скальд или ославил, и, соответственно, должен он одарить его или, так сказать, отоварить. Решение жертва искусства принимала, основываясь главным образом на физических данных сочинителя, поэтому в скальды шёл народ не робкий и не мелкий. Величайшему из скандинавских поэтов - Эгилю сыну Лысого Грима - деньги сразу отдавали даже берсерки.

Варвары утончённые, подобные кельтам, напротив, видели во всякой премудрости восхитительное и повергающее в почтительный трепет проявление сверхъестественного. В их среде жречество процветало, набирало вес, оттесняя на задний план военное сословие, и приобретало новые специализации. От друидов, сосредоточившихся на священнодействиях, пророчествах и лечении, а также регулярно выступавших в качестве советников и наставников королей, отделились боевики-фении и барды, по своим функциям близкие к скальдам. Часть бардов, в свою очередь, превратилась в филидов - знатоков уже не столько преданий и баллад, сколько истории, законов, родословных и топографии. Отсутствие письменности у кельтов приводило к тому, что вся информация о наследственных правах знати и границах «королевств» хранилась исключительно в памяти филидов. Легко представить, какую это давало им власть.

Цари и храмы

Переход к интенсивному ирригационному земледелию и появление государств вынудили жрецов взять на себя функции неожиданные и ранее им не свойственные. Служителям культа пришлось освоить специальности инженеров и экономистов. Царь мог согнать чернь на строительство канала, но где копать, он не знал, - для руководства работами требовался кто-то поумнее

Государства эпохи неолита были по преимуществу жреческими. Формально фараон возглавлял и храмовую, и военную иерархии. Но значимость духовного сословия была куда выше: храмовники полностью контролировали не только духовную сферу, но и экономику страны. Они составляли царскую канцелярию, вели учёт расходов, податей и запасов. Строительство каналов и плотин, эксплуатация растянутой на сотни километров ирригационной системы требовали познаний в геометрии, физике, инженерном деле, которыми обладали только жрецы. В средние века, когда их не стало, площадь орошаемых земель в Египте снизилась в несколько раз. Численность населения страны вернулась к прежнему уровню только к концу XVIII века.

Сильная руна

Благодаря широкому распространению грамотности в античном Средиземноморье письменность на время утратила сакральный статус. Но в варварском, а позже в «варваризированном» обществе она его имела. Руны рассматривались викингами как магические знаки, обладающие пугающей силой. Такие же чувства вызывала в невежественных массах и невинная латиница, не говоря уж о невразумительной арабской вязи. И это вполне естественно. Люди не понимали того, каким образом несколько похожих на давленых мух закорючек могут означать, например, «корову». В этом крылось какое-то волшебство! «Книжная мудрость» приравнивалась к мистической, а человек, читающий пергаменты, в глазах современников был подобен общающемуся с духами шаману. В магическую силу записей верили даже те, кто читать умел. Поэтому чернокнижник не мог колдовать без книги, заклинание, зачитанное наизусть, не имело бы силы. Обрядами и возглашениями он лишь «активировал» колдовство, заключённое в тексте.

В храмах учили не только строить и считать. Здесь же находились школы, в которых готовили скульпторов и живописцев. В дворцах и храмах нередко концентрировались и многие производства. В первую очередь - металлургия. Обычно были гончарный и ткацкий цеха. Централизация позволяла использовать сложное оборудование, разделение труда и практически даровую неквалифицированную рабочую силу.

Немудрено, что при такой загрузке жрецам становилось не до богов. Даже тем из них, кто в богов верил, а, насколько можно судить, именно для жрецов в старину это было нехарактерно. Священнослужители окончательно превращались в придворных, чиновников, клерков, художников, врачей, инженеров. Иногда связь с религией исчезала полностью. Такая картина наблюдалась в Китае, где в течение почти тысячи лет фактически правила академия Ханьлинь, совмещающая функции университета, школы живописи и каллиграфии, библиотеки и государственного аппарата.

Религия сменилась идеологией. На должность мог претендовать только учёный, сдавший экзамен на знание классических конфуцианских трактатов. Чем лучшим оказывался результат, тем более высоким мог быть и пост. Почти ЕГЭ, не находите?

За парту, как правило, усаживали людей знатных либо уже зарекомендовавших себя как способных администраторов. Учение Конфуция поясняло: благородный муж знает всё от рождения, и книга лишь помогает ему вспомнить данную небом мудрость; чернь же не знает ничего, потому учить её бесполезно.

Эпоха философов

Наступление «греческого этапа» развития мировой цивилизации ознаменовалось выходом образованности за пределы стен культовых сооружений. Жрецы пытались удержать знание, но оно буквально протекло у них между пальцев. В частности, потому, что приобщение страны к цивилизации произошло стремительно и под воздействием извне. Финикийские торговцы, только что считавшиеся существами презренными уже за то, что обменивали товар, а не отнимали его силой, как это подобает героям и атлетам, вдруг стали образцами для подражания. Их письменность, ранее почитавшаяся родом самой чёрной магии, была усовершенствована и приобрела широкое распространение в быту.

Служители греческих богов сохранили богатство (приношения по-прежнему наполняли закрома храмов), но утратили власть и влияние на умы. В политику полисов не стал бы соваться даже сам Зевс. Там и не таких на корню съедали.

Пробил час философов. Нужно заметить, что философия по-гречески значит «любовь к мудрости». А демагогия - «руководство народом». А словом «демократия» греки в те времена именовали примерно то же, что и мы сейчас. Соответственно, для того чтобы водить демос за нос, демагогу нужно было уметь красиво и убедительно говорить. Политикам потребовались учителя ораторского искусства, говорить умеющие и любящие.

Сначала ораторы лишь соревновались в выносливости (побеждал тот, кто ругался дольше и громче). Затем однообразие выражений наскучило народу, и спросом начали пользоваться обширный лексикон, эрудиция и остроумие. Наконец, стало ясно, что в полемическом поединке нельзя пренебрегать даже таким незначительным вроде бы преимуществом, как способность разобраться в существе обсуждаемого вопроса.

Состязательность побудила философов отказаться от готовых объяснений, даваемых мифологией, и постигать суть вещей самостоятельно. Мудрость в Греции стала считаться не даром богов, а личным достижением. Выдающиеся мыслители собирали вокруг себя толпы учеников, в основном из числа молодых людей, связывающих своё будущее с публичной политикой.

Странствия мудрецов

В Греции большинство специалистов - художников, архитекторов, врачей, инженеров - уже не принадлежало к жреческой касте. Соответственно, и обучались они не в храмах, а друг у друга. Так же, как и ремесленники, - путём поступления в ученичество. Получить «высшее образование» было непросто. В отличие от подмастерьев, студентам приходилось платить за обучение. Ведь строящий мост архитектор нуждался в квалифицированных помощниках. Только после получения начальной подготовки «молодой специалист» мог претендовать на роль помощника, выполняющего простые поручения. Образование считалось тем лучшим, чем больше было учителей. Изучая тонкости ремесла и обмениваясь опытом, ученик, бывало, объезжал полмира. Под конец его странствий случалось, что он уже оказывался и старше, и известнее, и богаче своего очередного учителя.

Школы

В мире, где уклад жизни остаётся из поколения в поколение постоянным и достаточно примитивным (а к этой категории относится большинство фэнтези-миров), «книжное» образование может восприниматься большинством населения как угроза. Крестьяне не всегда охотно отдавали своих детей в школы, полагая, что их отпрыскам пристало работать, а не просиживать штаны в классах. И не потому, что детские руки были действительно необходимы, просто таким образом юное поколение приучалось к труду, ответственности и овладевало жизненно необходимыми навыками ведения хозяйства. Другой проблемой справедливо считалось то, что авторитет неграмотных родителей в глазах школьников будет подорван. А тогда, не восхищаясь старшими и не пытаясь им подражать, дети опять-таки не смогут приобрести полезные навыки.

Средние века

Начиная с V века грамота в Европе снова стала уделом жрецов. Но теперь уже далеко не всех. Поначалу большинству священников уметь читать было без надобности: книги стали такой великой редкостью, что не в каждом приходе имелся свой экземпляр Писания. В лучшем случае - отрывки. Часто клирик должен был полагаться только на свою память.

Но и жалкие остатки знаний попрежнему давали власть. Место друида при короле занял исповедник, а место филида - нотариус («писарь»). Духовник мягко указывал, где неграмотный король должен поставить крестик, а писарь, если государь настаивал, мог зачитать, что Его Величество подписать изволили. На сей маловероятный случай запись велась на латыни, которую самодержец не понимал.

Естественно, писарь также учился в церковной школе. Обычно он принадлежал к низшему духовенству (дьякам) и, таким образом, служил двум господам - королю и церкви. Такое положение дел долго считалось вполне нормальным. Лишь в XIII веке правители сами стали учиться читать и обзаводиться независимыми от Рима советниками.

Церковь не пришла от этого в восторг, но сказать, что она боролась против знания, конечно, будет в корне неверно. Скорее уж она боролась за знание. В смысле: за монопольное обладание им. Интеллектуалы в сутанах следовали путём, проторенным египтянами. Ведь свирепый лозунг «Ворожеи не оставляй в живых!» (как и многие другие) евреи вынесли из Египта, где жречество безжалостно преследовало конкурентов: «мирских» гадателей и лекарей.

Случалось, что античные рукописи сжигались фанатиками, древние пергаменты заново зашлифовывались и покрывались строками Библии, но в итоге наследие просвещённых язычников собиралось и сохранялось именно в монастырских библиотеках. Особо же опасная, идеологически вредная литература, подлежащая немедленному уничтожению, оседала (и изучалась) в закрытых хранилищах Святой инквизиции. Случалось, церковные иерархи сами писали магические трактаты.

Но знание всё-таки уходило в «мир», и власть ускользала. С самого начала церковь допустила несколько стратегических просчётов, отказавшись от выполнения целого ряда важных общественных функций, и потом уже не смогла принять их на себя. Так, храмы всегда играли роль банков, принимая на хранение ценности и ссужая в долг (в Египте срочную встречу неплательщика с обманутыми богами обеспечивали сау - жрецы-рукопашники). Но в период христианизации в Европе денежное обращение почти прекратилось, и Рим объявил ростовщичество занятием греховным.

Египетские жрецы, преследуя знахарей, одновременно сами делали операции, лечили травами, составляли гороскопы. Да, намного дороже. Но и качественнее. Хотя больной, конечно, всё равно умирал. Церковники же, осуждая «проливающих кровь» хирургов, в болезни, однако, прибегали к их услугам.

Возрождающейся Европе (и самому Риму, в том числе) требовались специалисты: инженеры, юристы, врачи. Духовенство не собиралось брать на себя эти обязанности, но именно ему пришлось заняться обучением студентов. В том числе и затем, чтобы «отбить клиентуру» у арабских профессоров. Первые университеты возникали при крупнейших соборах, и лишь в XIV веке начали распространяться «королевские» университеты.

Мысль, что для удобства обучающихся следует собрать преподавателей и манускрипты в одном здании, как ни странно, в древнем мире никому не пришла. Впервые университет был создан в V веке в Византии. Отчасти, может быть, потому, что в сложные времена перехода от язычества к единобожию такое сосредоточение учёности позволяло при необходимости разом всю её и спалить.

После того как образованность перестала быть исключительной прерогативой клириков, при дворах королей появились новые колоритные персонажи: врач и астролог. Чаще, впрочем, это было одно и то же лицо. Обычно врач также занимался магией и алхимией - в глубокой тайне (инквизиция не дремлет!), но так, чтобы все об этом знали. Учёные, не практикующие чернокнижничество, всерьёз не воспринимались.

Шли века, сменялись эпохи. Высоколобые теоретики спорили о том, допустимо ли подсчитывать ноги у мухи, принимая во внимание, что едва ли их получится восемь, как насчитал подслеповатый Аристотель.

Инквизиторы убеждали Галилея в том, что Земля не вращается вокруг Солнца. Ну, а если уж иначе нельзя, то пусть она это делает тихо и чтобы никто не знал. А аббат Мариотт в это время уже исследовал свойства идеального газа. Наследственный колдун и астролог Иоганн Кеплер искал и находил не мистическое, а физическое объяснение движения светил. Несмотря на все принятые меры, к концу XVII столетия количество ног у мухи всё-таки сократилось до шести.

Современный Гуманитарный Университет

Дистанционное образование

«ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА И СРЕДНИХ ВЕКОВ»

Рассмотрены основные этапы истории Древнего мира и средневековья.

Разработано И.М. Безрученко, кандидатом исторических наук Доработано М.С. Плетушковым, профессором

Курс: ИСТОРИЯ

1. История Древнего мира и средних веков.

2. История нового и новейшего времени.

3. История России .

ПРОГРАММА КУРСА

Периодизация мировой истории; сравнение формационного и цивилизационного подходов к изучению мировой истории.

Древний мир (2 млн. лет до н.э. - V в. н.э.). Становление человеческого общества, возникновение присваивающего хозяйства на основе собирательства и охоты (2 млн. лет до н.э. - V-IV тысячелетия до н.э.). Становление производящего хозяйства; появление земледелия и скотоводства, керамического производства; начало металлургии и конец каменного века (V-IVтысячелетия до н.э. - II тысячелетие до н.э.). Формирование классовых обществ и первых государств с бюрократическим аппаратом управления и принуждения, развитой системой налогообложения; нарастание неравномерности темпов исторического развития различных регионов планеты (IV-III тысячелетия до н.э.). Создание “мировых” территориальных империй; возникновение античной цивилизации; появление первых развитых философских систем и мировых религий (II тысячелетие до н.э. - III в. н.э.). Гибель античной цивилизации в Старом Свете; распространение мировых религий (IV-V вв. н.э.).

Средние века (V-XV вв. н.э.). Возникновение предпосылок формирования современной западноевропейской цивилизации (V в.). Раннее средневековье; становление феодального общества и государства (VI-IX вв.). Развитое средневековье; завершение процесса образования основных европейских государств; формирование средневекового города и городских сословий (X-XIII вв.). Позднее средневековье; зарождение капиталистических отношений; конец эпохи средневековья (XIV-XV вв.).

ЛИТЕРАТУРА

Основная

1. История Древнего мира. М., 1982.

2. История Средних веков. М., 1979.

Дополнительная

3. История Древнего Востока/Под ред. В.И. Кузищина. М., 1979.

4. История Древней Греции /Под ред. Бокщанина. М., 1973.

5. Машкин Н.А. История Древнего Рима. М., 1953.

6. История Европы. Т. 1-2. М., 1988-1992.

7. Борисковский П.И. Древнейшее прошлое человечества. Л., 1979.

8. МонгайтА.Л. Археология Западной Европы. Каменный век. М., 1973.

9. МонгайтА.Л. Археология Западной Европы. Бронзовый и железный век. М., 1974.

10. Заблоцка Ю. История Ближнего Востока в древности. М., 1989.

11. Корсунский А.Р., Гюнтер Р. Упадок и гибель Западной Римской империи и возникновение германских королевств (до середины XI в.) . М., 1984.

Первые корейские государственные образования сформировались в период VII-V веков до нашей эры. Наиболее ранним из таких образований принято считать Древний Чосон. Вопрос о времени возникновения и точном местоположении Древнего Чосона спорен: вероятнее всего, он располагался в северо-западной части Корейского полуострова и территории южной Маньчжурии и существовал уже в VII веке до нашей эры. Согласно легенде об основателе царства Древний Чосон — Тангуне, датой основания Древнего Чосона принято считать 2333 год до нашей эры (на основании корейских средневековых литературных памятников). Известно о существовании в Чосоне наследственной монархической власти и, по-видимому, тогда же начал формироваться прообраз государственного аппарата, в целом характерный для раннегосударственных образований (отсутствовали чёткая система должностей и разделение ветвей власти).

Древний Чосон до объединения Китая под властью династий Цинь и Хань был независимым государством. Правители Чосона выступали своего рода посредниками между Китаем и северо-восточными землями, населёнными многочисленными племенами. Однако попытки китайских правителей захватить часть территории Древнего Чосона привели к обострению отношений, и к концу II века до нашей эры. Древний Чосон был завоёван китайцами (108 год до нашей эры). На его территории были образованы четыре китайских округа.

В I веке до нашей эры на территории Корейского полуострова образовались три государства: Когурё (на севере), Пэкче (на юго-западе) и Силла (на юго-востоке).

Государственная организация была подвержена сильному влиянию со стороны китайской политической культуры. Внутренняя организация Когурё, Пэкче и Силла была типичной для раннегосударственных образований. Верховная власть принадлежала вану (королю). К числу граждан относились родовая знать, воины и чиновники, а также лично свободные крестьяне-общинники, платившие налог в государственную казну; существовала также категория рабов (ноби) — как частных, так и государственных. Земля находилась в государственной собственности, хотя чиновникам могли быть пожалованы земли в частное владение (кормовой округ — сигып). Появилась система подготовки государственных чиновников (тхэхак), сложилась система чиновных рангов (в Пэкче — 16 рангов, в Когурё — 12 рангов, в государстве Силла — 18 рангов).

Большое влияние на развитие и формирование политических институтов оказывал китайский опыт, причём усилению этого воздействия способствовало конфуцианство, ставшее основной идейной доктриной для всех трёх государств. Конфуцианство и буддизм проникли в Когурё и Пэкче из Китая в IV веке нашей эры, а в VI веке буддизм стал официальной религией в государстве Силла.

Государство Силла, расцвет которого приходился на более поздний период по сравнению с Когурё и Пэкче, стало лидером в борьбе за гегемонию на полуострове. В середине VII века правители Силла в союзе с китайской династией Тан вели интенсивные войны с Когурё и Пэкче, в результате которых они ослабли, а государство Силла объединило значительную часть Корейского полуострова под своей властью. В 660 году войска Силла в союзе с танскими войсками разгромили армию Пэкче, в 668 году — Когурё. Отношения между объединённым королевством Силла и Китаем в дальнейшем носили мирный характер: Силла формально признало себя вассалом Китая.

В объединённом государстве Силла господствовала государственная собственность на землю, практиковались пожалования земель в частное владение за заслуги перед государством. Существовали как рента в форме товаров, так и государственная повинность в виде общественных работ и военной службы. Сформировалась чётко структурированная система государственного аппарата, существовала система органов центрального управления (министерства и подчинявшиеся им управления); государственные чиновники подразделялись на 18 рангов, в соответствии с которыми могли занимать те или иные государственные должности. Административное деление государства было организовано по китайскому образцу (области, округа, уезды).

В результате объединения корейских государств под властью Силла были стёрты различия в языке, обычаях и социальных институтах. Широкое распространение получил буддизм, который стал государственной религией (528 год). Конфуцианство и буддизм мирно сосуществовали. Конфуцианство оказывало влияние на политическое устройство государства, привнося с собой многочисленные элементы китайской политической культуры. Подготовка государственных чиновников к службе осуществлялась на основе изучения китайской конфуцианской литературы. В стране использовалась китайская письменность (для обозначения корейских слов).

С IX века наблюдается кризис центральной власти. Начался период раздробленности, продолжавшийся почти 150 лет. К концу IX — началу X века государство Силла потеряло значительную часть своей территории в результате борьбы между более не подчинявшимися центральной власти правителями. Одним из них был Ван Гон, основавший в 918 году государство Корё на севере страны, присвоив ему созвучное с некогда существовавшим Когурё название в целях обоснования легитимности нового государственного образования. Многие представители аристократии Силла поступили на службу к Ван Гону. В 935 году последний правитель Силла ван Кёнсун отрёкся от престола, и государство перешло под власть Корё.

В 949 году правителем Корё стал ван Кванджон, который провёл ряд преобразований, направленных на централизацию государственной власти. В частности, был принят закон об освобождении рабов (ноби), цель которого состояла в увеличении числа налогоплательщиков и получении поддержки низших слоев общества. Многие чиновники в тот период были выходцами из незнатных сословий. Система экзаменов на замещение чиновных должностей способствовала формированию нового класса гражданской бюрократии (сдавать экзамены имели право и свободные крестьяне). Социальная структура Корё предполагала возможность преодоления сословных барьеров: представители низших сословий получили возможность продвигаться по карьерной лестнице и занимать высшие должности. Структура государственного аппарата неоднократно претерпевала изменения за время существования Корё, приближаясь к структуре управления, существовавшей в Китае периода династии Юань (например, шестёрка министерств).

В конце X — начале XI века государство Корё вынуждено было отражать нападения киданей (империя Аяо, покорившая Северный Китай). Впоследствии наблюдалось осложнение отношений с другими кочевыми племенами. В начале XII века Корё столкнулось с племенами чжурчжэней, а в начале XIII века — с монгольскими племенами, которые навязали Корё соглашение о вассалитете и принудили правителей Корё выплачивать дань (1259 год). Период зависимости от монголов (точнее, образованной ими в Китае империи Юань) был очень тяжёлым для политической и экономической жизни страны. Корея служила плацдармом для подготовки вторжения в Японию: корейцы обеспечивали строительство судов и заготовку продовольствия.

После ослабления власти монголов в Китае в Корее произошёл раскол на сторонников монгольской династии Юань и новой династии Мин. В 1356 году приверженцы минской династии, которую возглавлял ван Конмин, сумели освободить территорию страны от монгольских войск. В 1388 году при помощи династии Мин, которая пришла к власти в Китае, генерал Ли Сон Ге заставил капитулировать промонгольское правительство. В 1392 году он был провозглашён основателем династии Ли, которая правила в Корее вплоть до 1910 году.

• • Корея в Древности и Средние века

А. М. Тюменев

Е/ГдВревРносЕти И

и в Средние Река

ББК 63.3, 66.1

Печатается по изданию:

А. Тюменев. Евреи в древности и в Средние века. Пб., 1922.

Т 98 Тюменев А. И.

Евреи в древности и в Средние века. - М: Издательство

«Крафт+», 2003. - 400 с.

ISBN 5-93675-058-8

В книгу вошли очерки по истории евреев в древности

и средневековье, в которых кроме общеисторической канвы исследуются условия жизни, занятия евреев, прослеживаются пути становления еврейского народа как горожанина и раскрывается его характер.

ISBN 5-93675-055-8 ББК 63.3, 66.1

785936 750557 © Издательство сКрафт+», 2003

Предисловие

Настоящие очерки должны были войти в предполагавшуюся к изданию серию монографий разных авторов по истории

евреев в отдельных странах. Издание серии не состоялось, и

очерки выходят теперь отдельной книгой. Первый очерк «Основные моменты…» должен был служить общим введением ко

всей серии, очерк «Евреи в средние века», разделенный в настоящем издании на два очерка - «Евреи в римскую эпоху» и

«Евреи в средние века», - таким же введением к истории евреев в новых европейских странах и государствах. В виду однородного характера содержания обоих очерков и непосредственного соприкосновения их хронологических границ (первый

очерк оканчивается, второй же начинается эллинистической

«Иудея и Эллада в их взаимных отношениях» выясняет причины перелома, наступившего в отношениях евреев к внешнему миру с началом эллинистической эпохи и резко разграничивающего собою время жизни евреев на родине и в диаспоре.

Вот почему, несмотря на его более специальный характер, автор счел нелишним присоединить и этот очерк к двум другим

в качестве связующего звена между ними.

Апрель 1920 года

Основные моменты

истории экономического

и общественного развития

израильского народа

в доэллинистическую эпоху

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Переходный период от скотоводческого хозяйства

к земледелию (время судей). Господство

земледельческой культуры в эпоху царств

Крепкая привязанность к скотоводству

и пастушеской жизни, очевидно, есть наследие от этого начального периода жизни

народа. Язык Ветхого Завета богат выражениями и образами, которые свой корень

имеют в жизни пастухов и номадов.

Переселение израильского народа через Иордан и занятие

им лежащей к западу от последнего и известной в древности под

названием Ханаана плодородной местности относится обыкновенно ко второй половине тринадцатого столетия до нашей эры

(1250-1200 гг.). Однако было бы глубоким заблуждением представлять себе это переселение в виде единовременного акта завоевания. Как и переселение всякого иного народа, сопровождающееся постепенным оседанием его в данной местности, как переселение, например, арийцев в Индию или утверждение германцев в пределах Римской империи, требует для своего завершения периода времени, охватывающего часто не одно столетие, точно так же и занятие области Ханаана израильским народом

должно представлять себе совершавшимся относительно медленно и постепенно и притом не только путем непосредственного насильственного завоевания. Переселению в Ханаан предшествовал продолжительный период кочевой пастушеской жизни

на левом восточном берегу Иордана1, причем переправа на правый берег этой реки первоначально совершалась лишь отдельными группами и затем уже только частью под влиянием растущей земельной тесноты, частью под давлением со стороны

новых толп кочевников - целыми племенами и более зпачи-

телгчыми массами - коленами, как называет их историческое

повествование. Еще около 1400 года, времени так называемой

тэлль-амарнской переписки, т.е., по крайней мере, за полтора

столетия до начала массового передвижения в область Ханаана израильских племен-колен, мы встречаем отдельные группы

евреев, появляющихся здесь под именем хабири в качестве наемников на службе у мелких сирийских князьков Палестины, постоянно враждовавших и ведших почти беспрерывные вой-

1 Stade. Geschichte des Volkes Israel. Band I. S. 133-134.

иы между собой2. Равным образом и после начавшегося движения израильтян более значительными племенами и группами, борьба их с туземным населением за обладание западным берегом Иордана3, равно как и более мирный процесс постепенного

расселения их между туземцами и смешения с этими последними отняли еще немало времени, прежде чем израильским коленам, переправившимся на правый берег Иордана, удалось окончательно утвердиться и прочно осесть в завоеванной стране4.

Еще долгое время спустя после того, как утвердившиеся в

области западного берега Иордана колена Израиля окончательно перешли к оседлости и мирному земледельческому образу жизни, колена, оставшиеся на правом берегу Иордана, соответственно характеру местности, продолжали вести по-прежнему пастушеский кочевой образ жизни. Однако и в жизни

переселившихся на западный берег Иордана израильских племен воспоминания пастушеского периода их истории изгладились далеко не сразу, причем отдельные пережитки сохранились от этого периода вплоть до позднейшего времени. Следы

кочевого пастушеского быта остались при этом не только в

языке позднейших ветхозаветных литературных произведений, не только в часто встречающихся в них литературных образах

и оборотах, не только в тех или иных отдельных народных

обычаях5, но и в общественном устройстве и прежде всего в

сохранившемся делении Израиля на колена и племена и в той

роли, какую до последнего времени самостоятельного исторического существования израильского и иудейского царств удержали за собою старейшины этих колен6.

2 См.: И. Соловейчик. Палестина в XV веке до нашей эры при

свете новейших открытий. - Журнал Министерства Народного Просвещения. 1896, март; ср.: Benzinger. Geschichtc Israels bis auf die griechische Zeit. Leipzig, 1914. S. 9-10.

3 Stade (s. 135 f) отрицает не только единовременность факта

завоевания, но и единство личности вождя, считая Иисуса Навина

мифической собирательной личностью, ср.: Wellhausen. Israelitische und Jiidische Geschichte (5 Auflage). Berlin, 1904. S. 36-47, который

не идет, впрочем, так далеко в отрицании традиции, как Stade.

4 Wellhausen. S. 47-52.

5 Буль. Социальные отношения израильтян (нем. изд. 1899). Пер.

Глаголева. СПб., 1912. С. 7-10; Stade. Band. I. S. 363-364 и специальное исследование Budde: Das nomadische Ideal im Alten Testament. - Preussische Jahrbiichcr. Band LXXXV, 1896.

6 Относительно племенного быта израильтян в кочевой период их

истории см.: Wellhausen. S. 21 f.

Вся эпоха, охватывающая собою время окончательного утверждения израильтян в области Ханаана до воцарения Саула

и Давида, т.е. приблизительно до 1000 года, представляет собою определенную картину племенного быта7. Сами «судьи»

по своему значению и по той роли, какую они играли в это

время в жизни израильских племен, - это прежде всего именно

«племенные вожди», местные князья - предводители колен, которые собирают воинство колена и выступают во главе его

против врагов8. Хотя древние тотемные божества - покровители отдельных племен - к этому времени уже окончательно

исчезли, уступив свое место Ягве, по-видимому, еще в предшествовавшую эпоху9, однако воспоминания о них удержались в

именах отдельных племен10, причем религиозные верования израильтян в это время отличались вообще еще первобытной простотой и примитивностью11. Характер национального божества

Ягве и в эпоху судей, по сравнению с предшествовавшим коче7 Сохранению разъединенности израильского народа на отдельные племена способствовал отчасти и гористый характер местности, разделявший их и препятствовавший установлению тесных связей

между коленами и слиянию их в единое политическое целое. Ср.: Benzinger, Hebraische Archaologie, 1900. Относительно роли старейшин см.: Leesemann. Die Aeltesten im Alten Testament, 1895.

8 Kittel. Geschichtc des Volkes Israel. Band II (1909). Русский

перевод в издании «Мир»: История Еврейского народа. Т. I (1914).

9 Wellhausen. Israelitischc und Judische Geschichte (5 Auflage).

S. 109. Schneider (Die Entwickelung der Jahvereligion und der Mosessagen in Israel und Juda) относит время вытеснения культа старых племенных богов культом Ягве даже к еще более позднему периоду, именно к царской эпохе.

10 Stade. Band I. S. 407 f.; ср.: Wellhausen. S. 123, 108, Anm.

V Cp. Darmstatter. Les prophetes dTsrael. 1895. P. 17-19: «Древняя эпоха нашей исторической жизни - это эпоха “терафим”, которых набожно увозит с собою Рахиль из дома отца… это эпоха, когда

отдельные колена, одержимые завоевательным пылом, вступают в борьбу, стремясь овладеть влиятельными идолами. В эту эпоху ангелы