Алексей фатьянов биография. Биографии писателей и поэтов

И весьма зажиточными людьми. По воспоминаниям, приданое невесты увозили в Мстёру на 12-ти подводах.

Однако, вскоре семья будущего поэта разорилась, доходы от иконописных мастерских падали, тогда Василий Васильевич Меньшов в приказном порядке позвал семью дочери к себе и дал ей приют в собственном доме. На выделенные им деньги Фатьяновы построили в центре города Вязники двухэтажный каменный дом с колоннами напротив Казанского собора . Родители торговали пивом, обувью, которую шили в своих мастерских, владели частным кинотеатром и обширной библиотекой. После октябрьской революции 1917 года всё имущество Фатьяновых было национализировано, дом отобран - в нём разместилась телефонная станция, ныне там музей Алексея Фатьянова.

Семья перебралась в дом Меньшовых в Малое Петрино (в то время пригород г. Вязники), где в комнате деда родился Алексей - последний ребёнок Ивана и Евдокии Фатьяновых. Трое старших детей - Николай (1898), Наталья (1900), Зинаида (1903). Брат Николай был одним из лидеров скаутского движения, также писал стихи, умер от болезни в 1922 году.

Детство

Крестили Алексея Фатьянова в Казанском соборе города Вязники.

При жизни Фатьянов имел многочисленные административные взыскания из-за злоупотребления алкогольными напитками.

По этому поводу ходил стих:

Видели Фатьянова,
Трезвого, не пьяного!
Трезвого, не пьяного?!
Ну, значит - не Фатьянова…

Последние дни жизни

В начале ноября 1959 года, во время прогулки на речном трамвайчике по Москве-реке неожиданно почувствовал себя плохо. Находился дома, кардиографическое обследование наличие инфаркта не подтвердило, к 10 ноября состояние улучшилось и Фатьянов продолжил работу над поэмой «Хлеб», которую закончил и перепечатал набело на машинке 12 ноября (после смерти текст был утерян).

Скоропостижно скончался 13 ноября 1959 года около 3 часов вечера от разрыва аневризмы аорты . Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище . Гроб с телом от самых ворот несли на руках простые люди, меняя друг друга. По воспоминаниям очевидцев, со времени похорон писателя Максима Горького такого стечения народа в Москве не было.

Награды

Память

Творчество

Песни

• 1942 - На солнечной поляночке (музыка В. П. Соловьёва-Седого)
• 1942 - Соловьи (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1943 - Ничего не говорила (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1943 - Песня мщения (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1943 - Баллада о Матросове (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1945 - Мы, друзья, перелётные птицы (Первым делом, первым делом самолёты) (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1945 - Давно мы дома не были (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1945 - Наш город (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1945 - Звёздочка (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1945 - Далёко родные осины (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1945 - Тропки-дорожки (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1945 - Про Васеньку (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1945 - Вспомним походы (музыка В. Сорокина)
• 1946 - Шли два друга (музыка Б. Мокроусова)
• 1946 - Три года ты мне снилась (музыка Н. Богословского)
• 1946 - Золотые огоньки (музыка В. Соловьёва-Седого , соавтор стихов С. Фогельсон)
• 1946 - Когда проходит молодость (музыка В. Сорокина)
• 1947 - В городском саду (музыка М. Блантера)
• 1947 - Разговорчивый минёр (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1947 - Стали ночи светлыми (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1947 - Начальник станции (музыка В. Соловьёва-Седого)
• Сюита «Возвращение солдата» (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • Шёл солдат из далёкого края
  • Расскажите-ка, ребята
  • Колыбельная (Сын)
  • Поёт гармонь за Вологдой
  • Где же вы теперь, друзья-однополчане
  • Величальная (Славься, русская земля)
• 1948 - За тех, кто в пути! (музыка С. Каца)
• 1948 - Где ж ты мой сад? (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1948 - По мосткам тесовым (музыка Б. Мокроусова)
• 1948 - Мы люди большого полёта (музыка Б. Мокроусова)
• 1949 - Хвастать, милая, не стану (музыка Б. Мокроусова)
• 1949 - На крылечке (музыка Б. Мокроусова)
• 1949 - Земля моя (музыка Б. Мокроусова)
• 1950 - Хороши колхозные покосы (музыка А. Новикова)
• 1954 - Путевая-дорожная (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1954 - В рассветном тумане (музыка А. Новикова)
• 1954 - Сегодня мне не весело (музыка Ю. Милютина)
• 1954 - Шла с ученья третья рота (музыка А. Лепина)
• 1954 - Я сижу на берегу (музыка М. Блантера)
• 1955 - Вновь к черёмухе душистой (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1955 - Праздничная (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1956 - Если б гармошка умела (музыка А. Лепина)
• 1956 - Парень непутёвый (музыка А. Лепина)
• 1956 - Сердце друга (музыка А. Лепина)
• 1956 - Ходят тучи (музыка Ю. Милютина)
• 1956 - Караваны птиц (музыка Г. Жуковского)
• 1957 - На Заречной улице (музыка Б. Мокроусова)
• 1957 - У меня идёт всё в жизни гладко (музыка Б. Мокроусова)
• 1957 - Песня про незадачливого штурмана (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1957 - Тишина за Рогожской заставою (музыка Ю. С. Бирюкова)
• 1958 - Комсомольцы тридцатых годов (музыка А. Лепина)
• 1958 - Забрала подруга детства (музыка А. Лепина)
• 1958 - Степи Оренбургские (музыка А. Лепина)
• 1958 - На трудных дорогах (музыка А. Лепина)
• 1958 - Дорога, дорога (музыка В. Соловьёва-Седого)
• 1958 - Это всё Россия (музыка Ю. Милютина)
• 1958 - В рабочем посёлке (музыка Ю. Милютина)
• 1958 - На счастливой улице (музыка Л. Бакалова)
• 1958 - В соловьиную ночь (музыка Л. Бакалова)
• 1958 - В добрый путь (музыка Б. Терентьева)
• 1958 - Здесь Ленин жил (музыка Б. Терентьева)
• 1959 - У старых клёнов (музыка Ю. Слонова)
• 1959 - Над Москвой-рекой (музыка Ю. С. Бирюкова)
• Возвращение из похода (музыка В. Сорокина)
• Возле горенки (музыка В. Сорокина)
• Гимн Великому городу (музыка Р. Глиэра)
• Как хорошо, подруженьки (музыка Н. Богословского)
• Мой верный товарищ (музыка Р. Манукова)
• На Кавказе ночи жаркие (музыка С. Каца)
• Наговоры (музыка Б. Мокроусова)
• Новогодняя ночь (музыка С. Каца)
• Однажды ночью лунною (музыка А. Новикова)
• Песня дальних дорог (музыка В. Соловьёва-Седого)
• Проходят пионеры (музыка Б. Терентьева)
• Рабочее утро (музыка Ю. С. Бирюкова)
• С праздником, шахтёры (музыка З. Дунаевского)
• Сердце солдата (музыка Б. Терентьева)
• Споёмте, девушки (музыка В. Соловьёва-Седого)
• Страдание (музыка В. Соловьёва-Седого)
• Третий батальон (музыка Б. Мокроусова)
• Ты как зорька (музыка С. Каца)
• Ухажёры (музыка В. Сидорова)
• Шумит под ветром Ладога (музыка А. Фатьянова)
• Это что же, от чего же (музыка Л. Бакалова)

Напишите отзыв о статье "Фатьянов, Алексей Иванович"

Примечания

Литература

• Львов Михаил . Поэт Алексей Фатьянов (1919-1959) // Фатьянов Алексей . Избранное. - М.: Художественная литература, 1983. - С. 3-10.
• «Алексей Фатьянов. Стихи и песни» - М.: Советский писатель, 1962. - С. 264.
• Татьяна Дашкевич . Фатьянов. - М.: Молодая гвардия, 2004. - (Серия «ЖЗЛ »).

Ссылки

• Андрей Веденеев.

Отрывок, характеризующий Фатьянов, Алексей Иванович

– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.

1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d"Ideville. «Une ville occupee par l"ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu"on m"amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c"est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.

Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]

Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.

В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.

5 марта 1919 года в семье Ивана Николаевича Фатьянова и Евдокии Васильевны Меньшовой родился четвертый ребенок – Алеша. Фатьяновы жили во Владимирской области в деревне Малое Петрино и были людьми довольно зажиточными – имели швейные и иконописные мастерские, торговали пивом и обувью, владели частной библиотекой и кинотеатром. Но в 30-х годах все их имущество новая власть национализировала, дом был отобран. Несмотря на трудности жизни, родители очень много времени и внимания уделяли детям, занимались их духовным воспитанием.

У семьи Фатьяновых была огромная библиотека, где маленький Алексей проводил все свободное время, так как рано научился читать. Именно родители, будучи сами высокообразованными людьми, привили своему сыну любовь к музыке, литературе, пению, театру. Он успешно окончил среднюю и музыкальную школы (драматический класс), с удовольствием ходил на выставки, в театр, начал писать стихи.

Фатьянов Алексей Иванович: биография и творчество

В период с 1937 по 1940 год Фатьянов, по признанию коллег из Центрального театра Красной Армии, являлся одним из лучших актеров труппы. В мае 1940 года он призывается на армейскую службу, где активно участвует в художественной самодеятельности полка, и уже через три месяца назначается режиссером-постановщиком Окружного Ансамбля Орловского Военного Округа. В это время он публикует свои первые стихи и очерки.

Алексей Фатьянов вместе со своим ансамблем посещает передовые позиции фронта. Не зная страха и отдыха, он дает концерты, где шутит, веселит, поднимает моральный дух солдат. Алексей Иванович обладал необыкновенной работоспособностью в сочетании с неординарными литературными данными. По воспоминаниям современников, песни на его стихи звучали по Всесоюзному радио ежедневно. Фатьянов становится известным и узнаваемым автором в стране.

Тексты песен Алексея Фатьянова

Популярность песен, написанных на стихи Фатьянова, объясняется тем, что они легко запоминаются, по сути простые, хорошо ложатся на музыку. Герои его произведений обычные люди – девушки и парни, романтичные и благородные, ищущие любви и счастья. Поэт воспевал быт и чувства современников в своих пронзительных, нежных и искренних стихах. А это никого не оставляет равнодушным, всегда находит отклик в душах и сердцах.

Произведения, вышедшие из-под пера Алексея Ивановича, надолго пережили автора, но остаются популярными уже более шестидесяти лет. Без преувеличения можно сказать, что эти песни — неотъемлемая часть любого застолья (особенно у людей старшего поколения, ветеранов), они придают особый колорит и будят ностальгические воспоминания о прошедшей молодости. Мелодичные и бесхитростные, основанные на фольклорных традициях, песни всегда создают благоприятный эмоциональный климат.

Песен на стихи Фатьянова очень много (около 100), из них наиболее известными и популярными можно назвать:

• «Соловьи»;
• «Первым делом, первым делом самолеты»;
• «В городском саду играет духовой оркестр»;
• «Где же вы теперь, друзья-однополчане?»;
• « … »;

Эти и другие песни звучат в фильмах советской эпохи – «Свадьба с приданным», «Солдат Иван Бровкин», «Иван Бровкин на целине», «Дом, в котором я живу», «Весна на Заречной улице».

Алексей Иванович Фатьянов умер молодым в возрасте 40 лет, похоронен в Москве. Проводить его в последний путь пришли тысячи поклонников. Тот факт, что гроб с телом несли простые люди, которые и были героями его произведений, говорит о поистине народной любви к поэту и уважении к творческому наследию автора текстов любимых песен.

05 марта 1919 - 13 сентября 1959

русский советский поэт, автор многих популярных в 1940-1970 годах песен

Биография

Происхождение

Дед Алексея Фатьянова - Николай Иванович Фатьянов, владелец иконописных мастерских и подсобного производства в Богоявленской слободе (ныне посёлок Мстёра Вязниковского района Владимирской области). Другой дед, отец матери поэта - Василий Васильевич Меньшов, специалист-эксперт по льну льнопрядильной фабрики Демидова. Оба деда были старообрядцы.

Родители будущего поэта Иван и Евдокия Фатьяновы построили в центре города Вязники двухэтажный каменный дом с колоннами напротив Казанского собора. Родители торговали пивом, обувью, которую шили в своих мастерских, владели частным кинотеатром и обширной библиотекой. После октябрьского переворота 1917 года всё имущество Фатьяновых было национализировано, дом отобран - в нём разместилась телефонная станция, ныне там музей Алексея Фатьянова. Семья перебралась в дом Меньшовых в пригороде Вязников, где в комнате деда родился Алексей - последний ребёнок Ивана и Евдокии Фатьяновых. Трое старших детей - Николай (1898), Наталья (1900), Зинаида (1903).

Детство

Крестился Алексей Фатьянов в Казанском соборе города Вязники.

Во времена НЭПа в 1923 году семья Фатьяновых вновь поселилась в своём доме в Вязниках напротив Казанского собора. Родители занимались обувным производством. Именно там, в родительском доме, Алексей получил своё первое воспитание и образование. Родители привили Алексею любовь к литературе, театру, музыке и пению.

В 1929 году имущество у Фатьяновых было окончательно отобрано советской властью - политика НЭПа закончилась. Семья Фатьяновых уехала из Вязников и перебралась в посёлок Лосиноостровский Московской области, ныне в черте города Москвы. Поселились на Тургеневской улице. Алексей учился в музыкальной школе, посещал московские театры и выставки.

Молодость

Поступил в театральную студию Алексея Денисовича Дикого при театре ВЦСПС, по окончании которой в 1937 году принят в театральную школу актёрской труппы Центрального театра Красной Армии. Играл в спектаклях; с 1940 года в ансамбле Орловского военного округа. С начала войны с ансамблем на фронте, был ранен при выходе из окружения. После ранения был принят в ансамбль песни и пляски им. Александрова, откуда по ложному обвинению в 1943 году попал в штрафную роту 6-й танковой армии; был вторично ранен в боях за Венгрию и оправдан.

Послевоенные песни Фатьянова, такие как лучшая лирическая песня Великой Отечественной войны «Соловьи», «Где ж ты, мой сад?», «Первым делом, первым делом самолёты», «В городском саду играет духовой оркестр», «Тишина за Рогожской заставой», «Давно мы дома не были», «Где же вы теперь, друзья-однополчане?» бесхитростные и мелодичные, опираются на фольклорные традиции и завоевывают большую популярность. Тем не менее, при жизни Фатьянова вышла только одна небольшая книга его стихов «Поёт гармонь» (1955), а широко они стали издаваться только в 1960-1980 годах.

Фатьянов был не только поэтом, но также и артистом, играл на аккордеоне и фортепьяно, обладал певческим голосом. На творческих вечерах он, наряду с декламацией своих стихотворений, пел песни на свои собственные стихи, которые тогда были очень популярны.

Стихи Фатьянова простые, но пронзительно искренние, нежные и изящные. Фатьянов - один из тончайших советских лириков, его герои - простые парни и девушки, молодые, свежие, благородные и романтичные, как правило крестьянского происхождения, пришедшие учиться и работать из деревни в город либо демобилизовавшиеся. Быт и чувства таких людей воспеты Фатьяновым, многие стихи стали песнями, популярными на протяжении более чем 60 лет, надолго пережившими автора. Среди них - песни из кинофильмов «Солдат Иван Бровкин» («Если б гармошка умела…», «Шла с ученья третья рота»), «Весна на Заречной улице» («Когда весна придёт, не знаю…»), «Свадьба с приданным» («Хвастать, милая, не стану…»), «Дом, в котором я живу».

При жизни стихи Фатьянова мало издавались, этому способствовали многочисленные административные взыскания из-за злоупотребления алкогольными напитками.

Последние годы

В 1946 году после демобилизации женился на Галине Николаевне Калашниковой.

Скоропостижно скончался в 1959 году от аневризмы аорты. Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище.

Награды

Награждён орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени (посмертно, Указ Президента РФ Бориса Ельцина от 16 февраля 1995 № 148), орденом Красной Звезды, медалью «За отвагу» (первым на танке ворвался с боями в венгерский город Секешфехервар), медалью «За победу над Германией».

В честь Фатьянова в Вязниках с 1974 года проводится ежегодный фестиваль песни.

В 1996 году Союзом писателей России учреждена Фатьяновская литературная премия.

Поэт. Член Союза Писателей СССР.

Родился 5 марта 1919 в д. Малое Петрино Вязниковского уезда (ныне входит в г. Вязники) в зажиточной купеческой семье старообрядцев.

Учился в театральной школе при театре ВЦСПС, которая в феврале 1936 после закрытия театра была передана Центральному театру Красной армии (ЦТКА). После окончания театральной школы оставлен в ЦТКА актером. Во время Великой Отечественной войны был участником ансамбля песни и пляски Орловского, а затем - Южно-Уральского военных округов. С 1944 - на фронте корреспондентом армейской газеты. В апреле 1945 Фатьянов получил назначение в ансамбль песни и пляски Краснознаменного Балтийского флота.

В творческом содружестве с композитором В. Соловьевым-Седым создал лирические песни: «На солнечной поляночке», «Звездочка», «Соловьи», «Ничего не говорила», «Давно мы дома не были», «Где же вы теперь, друзья-однополчане?» и другие.

«Самая отличительная черта дарования Фатьянова - это необычно развитое ритмическое начало в его стихах. Он как бы навязывал композитору свои собственные ритмы…», - заметил композитор В. Соловьев-Седой.

Фатьяновым написано около 30 песен к 16 кинофильмам, среди которых: «Свадьба с приданым», «Небесный тихоход», «Большая жизнь», «Доброе утро», «Без вести пропавший», «Дом, в котором я живу» и «Весна на Заречной улице».

«Песня - это птица. У нее два крыла - стих и мелодия. Чтобы песня хорошо летала, оба крыла должны быть одинаково сильными», - говорил А. Фатьянов.

Летом 1954 года Алексей Иванович работал над песнями к кинофильму «Солдат Иван Бровкин». Тогда появились «Ромашка моя», «Шла с ученья третья рота» и «Сердце друга». Прозвучав с экрана, они сразу же вошли в жизнь страны. Эти песни создавали настроение. В 1958 году в фильме «Иван Бровкин на целине» прозвучала еще одна песня на стихи Фатьянова «Степи Оренбургские», которая после выхода фильма была подхвачена студентами и целинниками.

Алексей Фатьянов любил кинематограф, хорошо его понимал, много работал для него, и его песни к фильмам останутся в ряду лучших песен нашего кино.

К 100-летию со дня рождения поэта Владимирская областная научная библиотека оцифровала , выпустила литературно-биографический календарь «Поет гармонь...», выполненный в формате знакомой многим пластинки фирмы «Мелодия» , реализует масштабный культурно-просветительский проект «Год с Алексеем Фатьяновым» .

С 1974 года в Вязниках ежегодно проводится Всероссийский Фатьяновский праздник поэзии и песни.

Алексей Иванович Фатьянов – поэт- песенник земли Владимирской

Презентацию подготовила

учитель русского языка и

литературы Кудрина И.В.

г.Кольчугино

«Родился в 1919 году в деревне Петрино бывшей Владимирской губернии в довольно зажиточной семье, то есть настолько зажиточной, что отец мог мне обеспечить массовую доставку книг сразу же, как только я смог себе твёрдо уяснить, что «А» - это «А», а «Б» - это «Б».

Всё своё детство я провёл среди богатейшей природы среднерусской полосы, которую не променяю ни на какие коврижки Крыма и Кавказа. Сказки, сказки, сказки Андерсена, братьев Гримм и Афанасьева - вот мои верные спутники на просёлочной дороге от деревни Петрино до провинциального города Вязники, где я поступил в школу и, проучившись в ней три года, доставлен был в Москву завоёвывать мир. Мир я не завоевал, но грамоте научился настолько, что стал писать стихи под влиянием Блока и Есенина, которых люблю и по сей день безумно».

Алексей Фатьянов. Нечто вроде автобиографии

Вид на Малое Петрино

Отец - Иван Николаевич Фатьянов, сын владельца иконописных мастерских и подсобного производства в Богоявленской слободе (ныне посёлок Мстёра Вязниковского района Владимирской области).

Мать - Евдокия Васильевна Меньшова, дочь специалиста по льну льнопрядильной фабрики Демидова в Вязниках.

Оба деда были старообрядцами и весьма зажиточными людьми.

Однако вскоре семья будущего поэта разорилась, доходы от иконописных мастерских падали. Тогда дед призвал семью дочери к себе и дал ей приют в собственном доме. На выделенные им деньги Фатьяновы построили в центре Вязников двухэтажный каменный дом с колоннами напротив Казанского собора. Родители торговали пивом, обувью, которую шили в своих мастерских, владели частным кинотеатром и обширной библиотекой. После Октябрьской революции 1917 года всё имущество Фатьяновых было национализировано, дом отобрали - в нём разместилась телефонная станция (ныне там музей Алексея Фатьянова).

Семья перебралась в дом Меньшовых в Малое Петрино (в то время пригород Вязников), где в комнате деда родился Алексей - последний ребёнок Ивана и Евдокии Фатьяновых.

Мать, отец и маленький Алеша

Дом-музей Фатьяновых, Вязники

Крестили Алексея Фатьянова в Казанском соборе в Вязниках. Он рано научился читать, много времени проводил в домашней библиотеке, отец специально для него выписывал книги. Как и многие мальчишки, увлекался голубями и рыбалкой. Во времена нэпа в 1923 году семья Фатьяновых вновь поселилась в своём доме в Вязниках напротив Казанского собора. Родители занимались обувным производством. Именно там, в родительском доме, Алексей получил своё первое воспитание и образование. Родители привили Алексею любовь к литературе, театру, музыке и пению.

Казанский собор, Вязники

В 1929 году имущество у Фатьяновых было окончательно отобрано советской властью.

Семья Фатьяновых уехала из Вязников и перебралась в посёлок Лосиноостровский Московской области (ныне в черте города Москвы). Поселились на Тургеневской улице. Здесь Алексей окончил среднюю школу, по вечерам ходил заниматься в драматический класс музыкальной школы, посещал московские театры и выставки.

В 1935 году Алексей Фатьянов поступил в театральную студию Алексея Дикого. В 1937 году принят в театральную школу актёрской труппы Центрального театра Красной Армии Алексея Попова. Играл в спектаклях, гастролировал с театром по отдалённым гарнизонам Дальнего Востока.

В мае 1940 года Фатьянова призвали в армию, он попал в Елецкий полк железнодорожных войск Орловского военного округа, участвовал в полковой художественной самодеятельности. Через три месяца он уже режиссёр-постановщик Окружного ансамбля Орловского военного округа. Тогда же в содружестве с молодым композитором, рядовым Владимиром Дорофеевым, Алексей написал первую песню, вышедшую на сцену.

А.Фатьянов в форме старшего

лейтенанта артиллерии, 1940

Со многими композиторами довелось работать Алексею Фатьянову, но самые бесценные песни были созданы с Василием Соловьёвым-Седым. Впервые со стихами будущих песен Алексей Фатьянов подошёл к 35-летнему композитору ещё в парке "Тополя" города Чкалова и с той поры началось продолжавшееся всю оставшуюся жизнь их сотрудничество. В самый разгар войны, в 1942-м, в этом содружестве родилась одна из самых любимых и популярных, как на фронте, так и в тылу, песен Великой Отечественной войны - "Соловьи".

В.П.Соловьев-Седой и А.И.Фатьянов

В творческом союзе с В.Соловьёвым-Седым написано более 80 песен, а всего на стихи Фатьянова создано более 200 песен с композиторами Б.Мокроусовым, Н.Богословским, Ю.Милютиным, Ю.Бирюковым и др. Многие из этих песен звучат в известных советских кинофильмах («Небесный тихоход», «Весна на Заречной улице», «Солдат Иван Бровкин», всего 20)

Фрагмент из фильма «Небесный тихоход», 1945

В 1946 году Фатьянов демобилизовался, вернулся в Москву, где познакомился Галиной Николаевной Калашниковой, певшей в хоре под руководством Н.Сац. После недолгих встреч состоялась их свадьба, а в 1948 году родилась дочь Алёна. Второй ребёнок – сын Никита появился на свет в день рождения отца, 5 марта 1950 года.

Галина (в центре) и

Алексей Фатьяновы

Семья Фатьяновых, 1950

Несмотря на всенародную любовь, судьба Фатьянова сложилась нелегко. После печально известного постановления ЦК КПСС 1946 году к нему был приклеен ярлык "поэта кабацкой меланхолии". Имя его изымалось даже тогда, когда песни на его стихи получали Сталинскую премию. Фатьянова то исключали из Союза писателей, то опять восстанавливали там. Это доставило Фатьянову много переживаний и укоротило его жизнь. 13 ноября 1959 года в возрасте 40 лет Алексей Иванович ушёл из жизни. Похоронен Алексей Иванович на Ваганьковском кладбище.

Трудно представить человека более русского, чем Алексей Фатьянов. Его достоинства были русскими, его недостатки были русскими, его внешность была русской. Не всякий пишущий стихи - поэт. Фатьянов был поэтом во всем. Поэзия была просто формой его жизни, но для строчек он отбирал лишь немногое.

Щедро проросли зерна, брошенные Алексеем Ивановичем Фатьяновым! Такие поэты, как наш земляк, не уходят в забвение! Если пользоваться привычным сравнением поэзии с букетом цветов, то Фатьяновские стихи - охапка полевого разнотравья, собранная с заречных приклязьменских лугов, родных ему земель, запах которой разлит по всей России-матушке и звенит колокольным звоном!

Лишь в 1995 году поэт удостоился официального признания и был посмертно награждён орденом "За заслуги перед Отечеством" IV степени. Народная память о любимом поэте отразилась в ежегодных Фатьяновских праздниках поэзии и песни в Вязниках.